Маша Киселёва приехала в клинику Health & Help всего на полгода — поработать завхозом и вернуться домой в Россию. Кто бы мог подумать, что ей придется провести в гватемальской деревне кульминацию мировой пандемии, пережить полгода карантина и объездить почти все самые красивые места этой удивительной страны. Мы поговорили с Машей о том, чем она занималась этот год, почему необходимо учить испанский перед поездкой и как важно на проекте учиться слушать друг друга.
Маша, как ты узнала о Health & Help и почему решила поехать в клинику, а не стать онлайн-волонтером?
О проекте я узнала довольно давно. Мой друг волонтерил в школе в Непале, её строили архитекторы Шишины. Я нашла страницу проекта, но он был уже неактивен. В комментариях я прочитала про клинику в Гватемале, которую собираются строить эти же архитекторы. Я не могла помочь со стройкой, поэтому просто следила за развитием событий. Потом увидела подходящую мне вакансию и решила поехать.
Были ли у тебя страхи перед поездкой? Как отреагировали на новость о поездке твои друзья и близкие?
Больше всего я боялась оказаться ненужной. Я смотрела на список задач, и мне казалось, что я могу сделать это всё за несколько дней. А потом мне будет просто нечем заняться. К счастью, этот страх не оправдался — в клинике всё время появлялись новые дела.
Близкие приняли мое решение. Конечно, родители расстроились и очень переживали, что со мной может произойти что-то плохое. А друзья сразу поддержали: они тоже путешествовали по Латинской Америке и обрадовались, что я приобрету такой интересный опыт.
Почему ты выбрала именно вакансию завхоза? В чем заключались твои обязанности?
Я хотела поехать в Гватемалу, но я не врач и не фотограф. Завхоз — это организация всех немедицинских процессов в клинике — начиная с того, чтобы все хорошо питались и соблюдали чистоту, и заканчивая контролем наличия медикаментов и расходников. Я отправляла директору по финансам еженедельные отчеты по доходам и расходам, решала вопросы с починкой оборудования, заказывала лекарства. Конечно, всем этим занималась не только я. Одни задачи ты выполняешь сам, а о других — просишь команду. Еще нужно организовывать процесс трансфера новых волонтеров из аэропорта до клиники, а до этого — координировать, что из необходимых медикаментов или расходников они должны прихватить с собой.
Со временем в мои обязанности стали входить и стратегические задачи. Одну из них нам удалось решить во время пандемии: мы реорганизовали склад и аптеку. Теперь можно легко понять, какие медикаменты у нас есть, а какие скоро закончатся, сколько мы тратим на них. Эта информация содержится в двух файлах: один для склада, а другой для аптеки. Раньше такой учет не вели, и было сложно контролировать процессы, связанные с лекарствами. Это полезно и для работы с новыми волонтерами: мы точно можем сказать им, что нужно привезти.
Завхоз в клинике — это еще и немного координатор. Сложно ли было организовывать работу волонтеров в команде?
Это зависит от человека на этой позиции и конкретного периода. У одного будет задача наладить процесс уборки и готовки, а потом приедет другой человек, и ему придется думать, как сделать лицензию для аптеки. У нас была очень хорошая команда, и следить ни за кем не приходилось. Все сами знали и выполняли свои обязанности.
Но мы с ребятами тоже прошли долгий путь. Когда я приехала, не было четкого расписания уборки и готовки. Это было из разряда: «А кто хочет помыть посуду сегодня?» Самые ответственные вызывались, а остальные отсиживались и ничего не делали. С готовкой ужинов было то же самое. Мы составили такое расписание, чтобы всё было честно: каждый волонтер в свое время моет посуду, убирается и готовит. Мы несколько месяцев шли к тому, чтобы выработать комфортные для всех правила жизни на проекте.
Многие волонтеры боятся на такое долгое время остаться в замкнутом пространстве, без хорошего интернета, бок о бок с одними и теми же людьми. Было ли это сложно для тебя?
Конечно было. В моей жизни это первый уникальный опыт столь длительной работы и проживания с людьми в режиме 24/7. До этого я волонтерила в фонде «Шередарь» — в реабилитационном центре для детей, переживших тяжелые заболевания. Там я тоже жила и работала с командой, но это было всего две недели. В такой обстановке ты не можешь скрыться от проблем, оставить их на работе и уйти домой. Ты не можешь никуда сбежать от конфликтов — нужно решать их на месте. А когда это длится год, всё еще сложнее. У тебя нет личного пространства. Ты даже живешь в комнате с другими людьми. Все привыкли к разному укладу, и с этим может быть некомфортно. Это касается даже бытовых мелочей. Ты забиваешь на них, стараешься обсуждать только глобальные проблемы, но раздражение все равно никуда не девается.
Когда я была на проекте уже месяцев девять, мы с ребятами в один вечер сидели и обсуждали это. У нас лежала скомканная тряпка на столе. И оказалось, что одного волонтера всё это время бесило, что её комкают. Он её вешал на краешек стола. Другого раздражало, что она лежит на столе, и этот человек её вешал на крючок. А третьему не нравилось, что тряпка висит на крючке, и он её перемещал на кран над раковиной. Что уж говорить про более важные вещи! Кто-то слишком громко слушал музыку или один член команды нагрубил другому, и тот обиделся… И вам нужно всё время разрешать такие ситуации. Иначе жить друг с другом просто становится невозможно. Один небольшой конфликт между двумя волонтерами омрачает атмосферу во всем коллективе.
Особенно сложно пришлось на карантине. Границы в Гватемале закрыли. Нельзя было просто сказать: «Знаете, вы меня так все достали! Я перейду пешком границу в Мексику, найду первый попавшийся самолет и улечу домой». Нужно было как-то сосуществовать. Но это с одной стороны. А с другой — у нас был классный коллектив, мы хорошо проводили время и вместе разбирались со всеми проблемами. Читали, изучали языки, гуляли в окрестностях клиники, занимались спортом, устраивали вечеринки, танцевали в Just Dance, пели песни возле костра.
Правильно я понимаю, что ты планировала уехать раньше, но началась пандемия?
Я планировала приехать всего на полгода. Но когда началась пандемия, Вика, Лена и Карина спросили, могу ли я остаться подольше. Я подумала и поняла, что нет смысла планировать отъезд в Россию. Границы закрыты, и непонятно, когда они откроются. Поэтому я решила остаться на год и посмотреть, что будет. Не пожалела об этом ни на секунду!
Как ты чувствовала себя, когда клиника на какой-то период в начале карантина прекратила прием пациентов? Наслаждалась свободными днями или, наоборот, думала, что теряешь время зря?
Мне было чем заняться. Некоторым волонтерам было очень тяжело: кому-то физически сложно находиться в одном месте и никуда не выходить. Я переживала это легче. Радовалась, что можно не ездить на рынок — я бывала там каждую неделю, и меня это утомляло. Составила себе расписание по изучению испанского и английского и каждый день следовала ему. Поэтому особенно даже времени не было думать о том, что мы сидим взаперти.
Ты занималась по учебникам?
Да, я заранее скачала их на свой компьютер.
Сложно ли было находиться в клинике с ограниченным интернетом — без возможности каждый вечер листать ленту Instagram и регулярно общаться с родными?
К этому, как и ко всему, привыкаешь. Интернет у нас появился к середине сентября, до этого мы жили без него. Скачиваешь заранее фильмы, книги — это помогает. С другой стороны, это даже хорошо: не проводишь столько времени в сети. С родителями я общалась в Whatsapp — у нас было одно место в клинике, где сеть ловила хорошо. Сначала немного раздражало, что нельзя ответить кому-то из друзей, лежа на своей кровати. Надо было выбраться из-под одеяла и пойти на кухню, подержать там телефон в определенном положении, подождать, пока он поймает сигнал, и только потом написать сообщение. С родными общение складывалось спокойно. Конечно, они переживали, но не транслировали мне свою тревогу.
Что для тебя было самым неожиданным на проекте?
Экстренные ситуации. Вроде готовишься морально к такому повороту событий заранее, но всё равно это застаёт врасплох. Вот у тебя пожар рядом с клиникой, и надо его тушить. Или один раз на несколько дней закрыли рынок и все магазины рядом, а у нас оставалось очень мало еды. Приходилось её как-то распределять, чтобы мы не голодали. Еще неожиданными были ночные подъёмы с экстренными случаями у пациентов, когда их нужно было транспортировать в другие госпитали.
Столкнулась ли ты с языковым барьером? Отличается ли тот испанский, который ты учила во время подготовки, от испанского на проекте?
Языкового барьера у меня не было: я его уже мысленно прошла, так как хорошо говорю на английском. Но было сложно. До приезда я думала, что у меня очень хороший испанский: могла разговаривать с преподавателем, составлять рассказы на разные темы. А когда приехала, то поняла, что мне катастрофически не хватает словарного запаса. Я очень медленно составляю предложения и не понимаю половины того, что говорят местные. Никто не адаптирует свою речь под тебя. У нас жил аргентинец Рафаэль. Он общается только на испанском. Рафаэль был супертерпеливый! Со всеми русскоязычными волонтерами он очень медленно говорил, старался помочь, подбодрить. Но с местными это сначала была просто невозможная история.
Дети просили мяч — а я не понимала, чего они от меня хотят, не могла разобрать это слово. Я не понимала местный диалект, Рафаэль сначала выступал переводчиком. По телефону разговаривать тоже было трудно. Не могла поддержать разговор на рынке, не знала, что отвечать. Но я продолжала заниматься по учебникам, просила Рафаэля общаться со мной, проверять мои задания. Тут тоже был нюанс — Рафаэль говорил на латиноамериканском испанском. А это совсем не похоже на кастильский испанский из учебников! Многие слова и звуки различаются, есть свои грамматические особенности. Но если ты ежедневно практикуешься и учишься, со временем становится проще.
Потом к нам приехал Тоно, гватемальский волонтер — знаток местных словечек и особенностей произношения. Это уже какой-то третий испанский! Я слушала их разговоры с Рафаэлем: они говорили очень быстро, и понимать было сложно. Но слух адаптируется постепенно. А когда приехала девочка Николь из Эквадора и они втроем общались — это вообще атас! Три акцента, три разные страны, свои слова и шутки…
Последний этап погружения случился, когда я поняла, что могу участвовать в разговоре, даже если за столом сидят несколько носителей языка и не адаптируют свою речь под меня. Да, иногда я уточняла некоторые слова, но уже полноценно поддерживала беседу. За год участия в проекте я совершила прямо квантовый скачок в испанском и невероятно довольна собой.
Как местные в деревне относились к тебе и другим волонтерам?
Агрессии не было, но они больше хотели общаться с Рафаэлем. Мы не совсем поняли, с чем это связано — с тем, что они сильнее доверяли мужчине, или с тем, что Рафаэль — носитель испанского. По крайней мере им не нужно было напрягаться, чтобы его понять. А когда ты общаешься с иностранцем, не всегда ясно, что он имеет в виду. Но в целом местные вели себя доброжелательно.
Хотя это больше зависит от человека. У меня на рынке были любимые продавцы, которые всегда улыбались, спрашивали, как у нас дела, как работа в клинике. А были те, которые считали нас типичными белыми гринго, говорили неприятные вещи, пытались обмануть. Всегда есть те, кто хочет нажиться на иностранцах. У некоторых местных в голове складывалась логическая цепочка «белая кожа — американец — много денег — надо завысить цену». Например, даже если я знала, что проезд стоит 20 кетцалей, водитель называл 40. Но когда начинаешь говорить по-испански, местные относятся с большей симпатией.
Какие стереотипы о Латинской Америке ты слышала до поездки и какие из них оправдались?
В 2017 году я путешествовала по Колумбии, Перу, Эквадору и Панаме. Я ездила одна, и у меня уже было примерное понимание того, где я. Я уже знала про грязь, про преступность, про бедность, недостаток образования, плохую транспортную систему. Поэтому в Гватемале у меня не было культурного шока. Я просто увидела всё это поближе — и более плотно соприкоснулась с жизнью местных, а не с вылизанными туристическими локациями.
Каково было возвращаться в Россию? И по чему в проекте ты сейчас скучаешь?
Возвращаться было сложно. Очень скучаю по коллективу. Тяжело было не уезжать из клиники, а прощаться с командой: мы так долго поддерживали друг друга, радовались и грустили вместе. Еще скучаю по дешевым фруктам и овощам. Я не фанат мяса, поэтому меня не смущало вегетарианское питание на проекте. Кстати, за это время я отвыкла от молочки! Я очень любила сыр, творог, йогурты, но на проекте их не было, и сейчас по приезде в Россию уже не тянет. А вот гречка и селёдка под шубой очень порадовали. Но всё же не хватает папайи, арбузов, сладких ананасов. Еще скучаю по солнцу: оно выходит тут реже, чем в Гватемале, и это удручает.
Чему тебя научил проект за этот год?
Я научилась доносить свои мысли словами через рот. Когда рядом люди из другой культуры, говорящие на чужом языке, у тебя иначе не получится выстраивать коммуникацию. Они не поймут твоих интонаций и намеков. Если ты четко не скажешь, что тебя не устраивает, никто не догадается.
Еще я поднялась на новый уровень решения разногласий. В обычной обстановке у меня была возможность уйти от рабочего конфликта домой и не решать его. А в клинике так нельзя. Приходилось разбираться — и стало понятно, что от этого выигрывают все.
Я очень благодарна проекту за то, что он не только обеспечивает возможность пациентам получить помощь, но и дает волонтерам шанс приобрести такой необычный жизненный опыт.
Какой совет ты бы дала тем, кто собирается поехать в клинику?
Мне кажется, это совет, который даст каждый волонтер, побывавший в клинике. Учите испанский! Это первая сложность, с которой все сталкиваются. Тебе будет намного легче, если ты его знаешь. Тебе, может, и продали бы бананы за 5 кетцалей, а не за 10, и угостили бы печеньем, и убавили бы музыку, если она мешает, — но ты просто не можешь об этом попросить! Я знаю очень много таких историй: волонтеры, плохо знавшие испанский, страдали от этого и сквозь слёзы учили язык по ночам.
Более философский совет — тысячу раз подумайте, надо оно вам или нет. И если надо, то зачем? С какой целью вы едете? Что вы вынесете для себя? Не стоит ехать с мотивацией «я сейчас помогу всем, и они мне будут благодарны». Она исчезнет через пару недель, и вы будете сидеть и думать: «А что я здесь делаю? Мне тут так сложно, зачем я подвергаю себя таким испытаниям? Ради чего?» Определить свою мотивацию надо до поездки. И она должна быть такая, чтобы эта цель вас поддерживала в самые сложные времена.