pic

Из Бельгии – в Гватемалу, из клиник – в онлайн-волонтёрство

Автор текста: Елена Бондарева

Маргарита Третьякова родом из Риги, в 18 лет уехала в Брюссель учиться на врача и на последнем курсе университета попала на практику в крупнейший госпиталь Уганды. Увиденное поразило ее настолько, что Маргарита начала вести блог о жизни в этой стране. Тогда же она узнала об одной из основательниц Health & Help Виктории Валиковой. 

В 2017 году Маргарита приехала к нам работать врачом в Гватемале – это были ее последние два свободных месяца перед началом резидентуры по педиатрии.

Сейчас она совмещает обучение на четвёртом году резидентуры в бельгийском Льеже, работу педиатром и онлайн-волонтёрство в отделе рекрутинга проекта Health & Help. Маргарита помогает нам отбирать медиков для клиник в Гватемале и Никарагуа. 

Как ты познакомилась с проектом Health & Help? 

Последние полтора года университета в Бельгии — это практика в разных отделениях с возможностью съездить за границу. Я поехала работать в Уганду на четыре месяца и начала вести блог о своём опыте. Тогда же начала читать блог основательницы Health & Help Вики Валиковой — она уже работала врачом-волонтёром в Центральной Америке, но проекта тогда ещё не существовало. Во время моего обучения на последнем курсе уже открылась клиника в Гватемале. Поскольку я наблюдала за проектом с самого начала, мне захотелось поучаствовать в его развитии.

Оставалось два последних свободных месяца перед поступлением в резидентуру, но мне снова захотелось попробовать свои силы в работе где-то в развивающихся странах. Я решила поехать в Гватемалу. Отправила Вике своё резюме, мы поговорили — и меня взяли на позицию врача. Тогда в Health & Help не было такой сложной системы отбора, как сейчас. 

На тот момент ты уже знала испанский язык?

Сначала я начала учить испанский, и уже потом подалась на проект. Я знаю французский, поэтому понимать испанский на самом деле не так сложно, особенно на базовом уровне и особенно медицинскую тематику, многие слова схожи. Поначалу на консультациях было трудно. Со мной тогда работала медсестра из Англии, которая хорошо знала испанский и часто выступала переводчиком. Но к концу двух месяцев я была в состоянии провести не очень сложную консультацию на испанском самостоятельно.

Сразу после окончания университета тебе было сложно справляться с этой работой? 

Сложно и очень страшно. Когда я приехала, из врачей в клинике была только Вика. В мои первые консультации я бегала к ней практически с каждым вопросом, с каждым сомнением. Потом Вика уехала, а на её место приехал гватемальский врач. Я не так много дней была в клинике совсем одна, но когда эти дни выпадали, мне было не по себе.

Сложно было работать с самими пациентами в Гватемале, потому что у них совсем другое видение всего. Например, как-то приходит пациент и жалуется на боль в голове, а как лекарство он прицепил себе на голову лимон. Вроде бы банальная жалоба. Но когда у человека другой подход, не знаешь, как к нему подобраться. Мешал язык, потому что многие плохо говорили по-испански или вовсе говорили на киче. В таким условиях бывает непросто убедиться в том, что вы с пациентом друг друга правильно поняли. 

Что было самым запоминающимся за эти два месяца?

У меня был пациент — парень лет 13 с пульсом под 200 и жалобами на боль в груди. ЭКГ показало суправентрикулярную тахикардию. Я сильно перепугалась и не знала, что делать. Попыталась провести манёвры, когда давишь на глаза, проводишь массаж каротидного синуса. Ничего из этого не помогло, поэтому я дала ему бета-блокатор и отправила в ближайшую больницу в сопровождении медсестры из Англии с опытом работы в отделении скорой помощи. Они провели около двух часов в пути, и только на подъезде к больнице симптомы прекратились.

Как тебе жилось в клинике?

Я не очень прихотлива в быту. У нас был душ, у нас была кровать и у нас была еда — только шоколада периодически не хватало. Также мне удалось попутешествовать: я побывала в Антигуа и в Тикале. Ещё на свой день рождения съездила на Семук Чампей — это река, которая образует очень красивые естественные бассейны. 

Почему после окончания работы врачом на проекте ты решила присоединиться к онлайн-команде? И как опыт работы в клинике помог тебе в этом?

Примерно через полгода мне написали с предложением помочь в проведении интервью. Я была рада остаться частью проекта. Тем более, что мне интересно слушать, как врачи решают разные кейсы.

Мне кажется, что люди, которые не были на самом проекте, совсем по-другому смотрят на наши проблемы и ситуации из практики. Очень многие предлагают делать какие-то анализы, кучу дополнительных исследований. В реальности ты не можешь ничего из этого. Очень тяжело переключиться, если никогда не работал в таких ограниченных условиях. Приходится больше полагаться на клинические показатели либо просто исходить из вероятности того, что может быть смертельно для пациента. Сначала лечишь то, что может его убить, а потом уже всё остальное. Опыт, который приобретается на подобных проектах, довольно тяжело симулировать.

С какой работой ты совмещаешь онлайн-волонтёрство на проекте?

Я прикреплена для своей резидентуры в педиатрии к Льежскому университету. Последние полгода я училась в Антверпене на программе «Тропическая медицина»: оканчивала курс, который в своё время окончила Вика Валикова. Мне удалось поработать на французском острове Майотта недалеко от Мадагаскара — там я была в отделении неонатологии больницы с самым большим количеством родов в год во Франции, а может быть, и во всей Европе. Также я работала в городе Намюр в Бельгии и в Люксембурге.

Сейчас я тружусь в небольшой университетской больнице в Льеже — это маленький город в Бельгии на границе с Германией. Отдел педиатрии у нас не самый большой. Каждый месяц происходит ротация между разными отделениями: мы работаем в приёмном покое, в педиатрии, в маленьком отделении неонатологии для стабильных детей, проводим консультации.  

Почему ты решила учиться тропической медицине?

Я надеюсь практиковать в этой сфере после того, как закончу резидентуру. Неправильно, что в 21 веке есть страны, где люди могут позволить себе очень много, а в других — люди продолжают умирать от излечимых болезней. Думаю, нормально хотеть им помочь. Педиатрия отлично для этого подходит: ведь средняя продолжительность жизни в Европе сильно выше по сравнению с Африкой не за счёт того, что мы так офигенно лечим какие-то заболевания пожилых, а потому что у нас очень низкая смертность среди детей до 5 лет. Я не знаю, как можно позволять умирать детям только потому, что у их семей недостаточно денег и ресурсов.

Здесь в Европе мы привыкли, что всё доступно. А в странах с ограниченными ресурсами приходится лишний раз подумать, нужно ли назначать то или иное обследование, есть ли у пациента на это деньги. Мне кажется, работа в таких условиях очень полезна с профессиональной точки зрения,  а само желание помогать людям – вполне естественно. 

Это опыт работы в Уганде и в Гватемале сформировал твою позицию на этот счет?

Однозначно: до этого мной двигал интерес просто посмотреть, как живут в других странах. Я даже слабо себе представляла, где находятся на карте Уганда и Гватемала, и практически ничего о них не знала. 

Расскажи об опыте работы в Уганде. 

Это был главный госпиталь страны в столице Кампала, где я была стажером. На тот момент я успела совсем немного поработать в Бельгии, опыта у меня было мало. Поэтому в Уганде я довольно быстро привыкла к местным особенностям и стандартам. Очень поражало отсутствие мест в больнице. Там были огромные помещения без какой-либо приватности, койки стояли рядом друг с другом — и всё было забито.

Я работала тогда в инфекционном отделении, где находилось очень много ВИЧ-положительных пациентов, а также пациентов с туберкулёзом и заболеваниями, ассоциированными с ВИЧ-инфекцией. Я так и не поняла, в чём состояла роль медсестёр: уход за пациентом осуществляли родственники, которые обычно спали под его кроватью в уже переполненной комнате. 

В Уганде лечение от ВИЧ-инфекции и туберкулёза бесплатное, его спонсирует государство. Однако многие не знают о таких болезнях и никогда не лечились. Если нужны какие-то дополнительные лекарства, достать их проблематично — родственникам приходится покупать их самостоятельно. 

Там вообще всё не как у нас. У многих не было возможности оплатить даже рентген. Об МРТ никто даже не говорил. Когда я работала в приёмном покое, привезли пациента, который попал в аварию. Ему необходимо было выполнить компьютерную томографию головного мозга, потому что мы подозревали внутричерепное кровоизлияние. Но у пациента и его родственников не было денег. Поэтому нам пришлось провести его как безымянного пациента, хотя мы знали, кто он: у безымянных пациентов была какая-то квота в день, когда можно было получить сканер бесплатно.

То есть в Уганде нет страховой медицины, пациенты должны за всё платить?

Страховой — нет. У них есть два типа госпиталей: частные и государственные. Частные стоят супердорого. Часто, если у людей есть хоть какие-то сбережения, они сначала идут в частный госпиталь. Если там их не вылечили, а просто забрали деньги, тогда уже они обращаются в государственные. Те же, у кого нет денег, сразу идут в государственные. Но даже в государственных госпиталях ты должен платить за какие-то дополнительные медикаменты, рентген, компьютерную томографию. Базовый анализ крови бесплатно, но за что-то более сложное уже берут деньги.

Почему ты выбрала именно инфекционное отделение?

Если ты едешь в Африку, мне кажется, логично ехать именно в инфекционное отделение. Потому что там ты увидишь заболевания, которых в Европе уже практически не осталось.

Чем ты сейчас занимаешься в онлайн-команде Health & Help? И сколько времени у тебя это занимает?

В мои обязанности входит проведение интервью по медицинским кейсам и оценивание кандидатов с точки зрения их профпригодности. Обычно я предлагаю два-три кейса из разных областей, которые могут в реальности встретиться на проекте — чтобы понять, убьёт кандидат моего пациента или нет. 

В среднем у меня одно-два интервью в месяц — но это случается периодами. Иногда начинается волна — каждую неделю по одному-два интервью, а потом — затишье на месяц-другой. Само интервью обычно длится полчаса. 

То есть ты предлагаешь кандидату определённую клиническую задачу?

Да. Например, приходит пациент с одной-двумя жалобами. Кандидат задаёт вопросы, собирает анамнез и пытается понять, что не так. Потом кандидат рассказывает, что бы он делал с таким пациентом: где послушал, где пропальпировал. Я озвучиваю, какую новую информацию он при этом получит. Кандидат рассказывает свои дальнейшие действия: отправить в больницу, оставить в клинике, назначить такие-то лекарства. Так мы оцениваем, насколько человек способен рассуждать и правильно распоряжаться довольно ограниченными ресурсами.

А в чём особенность кейсов для медсестёр и медбратьев?

Они очень похожи. В клинике может сложиться ситуация, что медсестра окажется одна — и в этот момент ей нужно будет если не оказать первую помощь, то хотя бы уметь распознать признаки опасности, понимать, каких пациентов нужно оставить, чтобы их как можно скорее осмотрел врач, а какие могут подождать. Также я всегда проверяю, насколько медсестра способна понять, в каких случаях её знаний и умений недостаточно и когда пора обратиться за мнением врача. 

Эти медицинские кейсы как-то стандартизированы?

У нас есть стандартный список кейсов: все они так или иначе основаны на реальных ситуациях, которые были в клинике. Плюс я всегда смотрю на специализацию кандидата. Если заявку подаёт педиатр, он наверняка хорошо разбирается в лечении детей. Но на проекте нет возможности выбирать пациентов, поэтому я буду проверять его знания в других областях — за рамками его профиля. 

Ты проводишь интервью только с русскоговорящими соискателями или с англоговорящими тоже?

С русско- и англоговорящими. С испаноговорящими интервью проводит Карина Дарбинян, раньше это делала Вика Валикова. 

Мне намного проще и понятнее работать с американцами. Мне кажется, что они быстрее схватывают то, чего я от них хочу. Подход к пациентам, то, как я представляю идеальное решение конкретного кейса, у англоговорящих мне ближе, чем у кандидатов с постсоветского пространства. Это не значит, что врачи в США лучше, чем врачи в России. Мне кажется, это просто подход — как учили меня и то, как я проецирую свои ожидания на врачей. С американцами у нас совпадает больше. Может быть, их и бельгийская системы обучения больше похожи.

На какие моменты во время интервью ты обращаешь внимание, чтобы убедиться в готовности кандидата к работе в клинике?

Это не должен быть человек, который едет туда с мыслью: «Я сейчас всех спасу». Это должен быть человек, который едет с мыслью: «Я еду туда работать и помочь так, как могу». Большинство ситуаций, которые видишь в клинике, — из жизни простого человека, это не сериал. Да, могут встретиться сложные ситуации, но 90% из них всё равно обыденные. Это очень похоже на работу семейного врача. Поэтому те, кто едет с мыслями быть героем, спасать, заниматься экстренными случаями, не понимают, что большую часть времени им придётся лечить диареи, насморки, головные боли или рефлюксы. Таким людям очень быстро станет скучно, потому что работа не соответствует их ожиданиям. Они не смогут помочь пациентам и с большой вероятностью раньше уедут с проекта. А ведь очень важно, чтобы люди оставались именно на тот срок, на который мы договорились.

А как ты понимаешь, что человек не готов к поездке в клинику?

Очень мало людей, которых я не рекомендую. Большинство проходит интервью со мной по медицинским кейсам. Не готовы те, у кого очень узкая специализация и они не способны заниматься более широкими проблемами, или те, кто говорят, что им скучно и неинтересно лечить диарею у ребёнка. 

Влияет специальность врача на то, будет ли одобрена его кандидатура?

Нужны врачи широкого профиля: те, кто работают в приёмном покое, на скорой, педиатры, терапевты, гинекологи. На проекте в основном нужны семейные врачи. 

Какой средний возраст кандидатов-медиков? Сколько было самому возрастному кандидату и сколько — самому молодому в твоей практике?

25–30 лет. Самому старшему было хорошо за 40. У нас очень забавно прошло интервью: он находился где-то в горах, были проблемы со связью. Он был терапевт, уже много путешествовал и много где поработал. Это было очень быстрое и успешное интервью, на котором понимаешь, что человек уверен в себе и знает, что делать.

Самой молодой была студентка 2 курса меда. Ей было лет 20, она хотела поехать посмотреть, что и как. Для интервью я выбрала самые простые кейсы, которые у нас были. Поскольку она ещё студентка, я не требовала вообще никаких знаний касаемо медикаментов.

Насколько часто заявки подают студенты-медики? Какова их мотивация?

В последнее время студентов стало больше. В основном хотят поехать посмотреть, как жить и работать в Гватемале и Никарагуа. Они подают заявки на позицию «Медицинский студент» и работают стажёрами. Их никогда не оставят одних осматривать и принимать пациента, они обязательно работают в паре с врачом.

Опиши идеального кандидата — врача и медсестру / медбрата  — для проекта Health & Help.

Моя работа оценивать медицинские кейсы. Я в принципе не смотрю на характер кандидатов: этим занимаются рекрутеры, у которых больше опыта в HR. Мне важно достаточное количество медицинских знаний, логическое мышление, умение реагировать в необычных ситуациях. Уметь без анализов и дополнительных обследований правильно оценить уровень риска для пациента: он может идти домой, ты должен оставить его под наблюдение в клинике или госпитализировать в более крупную больницу, потому что у тебя недостаточно ресурсов для помощи на месте. 

Был ли особо запомнившийся тебе кандидат? 

Я помню парня из России, который работал фельдшером на скорой. У него был очень красивый голос, и он настолько идеально на всё отвечал, что после интервью я начала гуглить его ВКонтакте и на Facebook, чтобы посмотреть, что это за человек. Он не драматизировал и не упрощал. Есть люди, которые очень боятся и делают слишком много лишнего, а есть те, кто считают, что «само заживёт». Оба подхода не всегда хороши. А у этого кандидата было очень адекватное восприятие ситуации.

Расскажи о преимуществах работы онлайн-волонтёром в отделе рекрутинга. 

Я причастна к проекту и продолжаю ему помогать это главный бонус. Мне искренне нравится проводить интервью с врачами, видеть, как работают в разных странах мира, какой там подход к пациентам. Здорово не терять связь с проектом, потому что я думаю снова вернуться в клинику. Я была в Гватемале, теперь мне интересно съездить в Никарагуа. 

С какими сложностями ты столкнулась, будучи онлайн-волонтёром?

Вначале у меня не было опыта: тяжело оценивать врачей, когда ты сам только начинаешь. Это ещё и не очень честно по отношению к ним. Я была начинающим врачом, как мне решить, насколько другой врач, который может быть на 10–20 лет старше, пригоден? 

На тот момент я уже работала в больнице и у меня были стажёры. Перед интервью с врачами для клиники я предлагала эти же кейсы им, чтобы посмотреть, какие будут ответы: это был базовый уровень. Значит врач, который собирается на проект, должен быть как минимум не хуже. Очень тяжело, когда у тебя нет точки отсчёта, и я пыталась её найти.

Что тебе дало волонтерство в клиниках, и как тебе сейчас помогает работа в онлайн-команде?

Меня невероятно поражают Вика Валикова и особенно Карина Башарова. Карина, которая, едва окончив школу, отправилась непонятно куда строить клинику, собирать деньги, всё это организовывать. Я ни одним человеком так сильно не восхищалась, как ей. 

Проект дал мне людей, на которых ориентируешься, которых уважаешь. Я получила опыт перед началом официальной работы в Бельгии. Сейчас у меня есть навык общения с людьми разного возраста, имеющими разные специальности, разный бэкграунд, и я регулярно получаю возможность для дальнейшего развития.

Как твоя работа онлайн-волонтёра помогает проекту?

Я пытаюсь отобрать на проект тех, кто продолжит спасать людей на другом конце Земли, продолжит делать мир лучше.

У тебя в планах вернуться на проект в Никарагуа в качестве врача-волонтёра. Ты хочешь поехать после завершения резидентуры?

Это один из вариантов. Я хочу куда-нибудь уехать после окончания резидентуры. У меня, как и у многих коллег, есть идея податься во «Врачи без границ». Может быть, я поеду ещё куда-то. Посмотрим! 

Если по окончании резидентуры тебе предложат хорошую работу в Бельгии, ты останешься или поедешь волонтёром? 

Сейчас я не хочу привязываться к какому-то конкретному месту в Бельгии. Рано или поздно я останусь работать в Европе и вряд ли буду мотаться по всему миру до конца жизни. Пока у меня нет семьи, нет якоря, но есть возможность посмотреть мир, помогать детям. На данный момент я даже не планирую останавливаться на Европе. 

Поделись с будущими волонтёрами лайфхаками, которые помогут им пройти собеседование и стать идеальным кандидатом для проекта?

Быть собой – потому что какой смысл пытаться быть кем-то ещё на интервью? Это главный совет. Потом ты приедешь в клинику и не сможешь строить из себя кого-то другого месяцами. А взять человека, который окажется непригодным — удар для проекта. Также это потерянное время и разочарование для самого кандидата. Поэтому важно быть откровенным, не пытаться выдать себя за кого-то другого, а говорить так, как именно ты поступил бы в определённой ситуации.

Спасибо, что дочитали до конца!

Надеемся, история Маргариты Третьяковой вдохновила вас помочь проекту Health & Help и поехать волонтёром в одну из клиник в Гватемале или в Никарагуа, а может быть стать частью нашей интернациональной онлайн-команды. Чтобы узнать подробнее о том, как стать волонтёром Health & Help, вы можете изучить актуальные вакансии по этой ссылке. Если же вы хотите помочь проекту финансово, подписывайтесь на регулярные пожертвования. Даже $5 помогут нам вовремя закупать лекарства для наших пациентов. Мы вас очень ждём!

РЕКВИЗИТЫ КАРТЫ:
4276 0600 3966 7996

РЕКВИЗИТЫ СЧЕТА:
Получатель: Валикова Ирина Владимировна
Счет: 40817810906004795329
Банк получателя: Уральский банк
ИНН банка получателя: 7707083893
КПП банка получателя: 027802001
БИК банка получателя: 048073601
Корреспондентский счет: 30101810300000000601