История Карины необычна тем, что она никогда не планировала быть врачом. Но при поддержке родителей всё равно успешно отучилась в медицинском университете, а затем и в ординатуре по специальности «Инфекционные болезни». Уже тогда она загорелась идеей поработать в международной организации.
Карина успела попрактиковаться в инфекционной больнице в Москве, затем в течение 9 месяцев проработала врачом-волонтером сразу в двух клиниках проекта Health & Help — и в Гватемале, и в Никарагуа. Сейчас она учится в одном из топовых университетов мира — в Оксфорде, в магистратуре по специальности Международное здравоохранение и тропическая медицина.
Карина, расскажи, когда ты впервые узнала о проекте Health & Help?
Впервые я узнала про организацию, когда училась в ординатуре. Но сразу заявку подавать не стала: думала, что мне ещё нужно набраться опыта работы врачом и подтянуть испанский, который тогда был на начальном уровне. Больше всего боялась, что моих знаний окажется недостаточно, и вместо лечения пациентов я рискую им навредить. После окончания ординатуры я устроилась инфекционистом в больницу и начала посещать курсы испанского в Институте Сервантеса. И тут узнаю, что один из моих одногруппников едет в Никарагуа с Health & Help. У меня челюсть просто отпала: я, значит, уже два года собираюсь, ответственно к этому подхожу, занимаюсь испанским, какие-то навыки прокачиваю, а он взял и подал заявку — и его уже одобрили. На этой волне внутреннего возмущения я тоже подала заявку. Таким образом, к моменту отъезда я успела проработать врачом ровно год.
Что тебя побудило поехать врачом-волонтером в тропическую страну, и почему именно с Health & Help?
Во-первых, это был проект в Латинской Америке, а я к тому моменту уже учила испанский: мне не нужно было с нуля осваивать совершенно незнакомый язык. Во-вторых, я как-то и не искала ничего другого. Мне попался именно этот проект — я подала заявку.
Как отреагировали родные и друзья на твоё решение?
Мне нужно было рассказать это как можно большему количеству людей. Я решила, что если всем растрезвоню, мне потом будет стыдно не поехать. Родители, в принципе, привыкли, что я постоянно путешествую какими-то самодельными турами. Собственно, они поддержали. Но мне кажется, не все до конца понимали серьёзность моих намерений. В итоге многие удивились, когда я действительно уехала.
В процессе подготовки бывали моменты, когда тебя одолевали сомнения и хотелось все бросить на полпути?
В какой-то момент — это было ближе к лету — я задумалась, во что я ввязалась. Еще и коллеги на работе очень критически отзывались о моей идее: «А зачем оно тебе надо? Вот поедешь непонятного кого лечить. Что тебе, у нас пациентов мало? Что это за опыт такой?». На работе многие вообще не понимали, что это за блажь мне в голову ударила. В какой-то момент было страшно, что я не справлюсь или будет какой-то случай, когда я не буду знать, что делать — и кто-то может из-за меня пострадать.
А что тебе помогло в борьбе с этими страхами и сомнениями?
Наверное, просто чувство ответственности. Когда я уже вписалась и прошла все эти собеседования, когда на меня уже рассчитывают, не в моем характере отступать.
Помимо изучения языка как ты еще готовилась к проекту?
Я пыталась освежать свои знания по терапии, потому что все это с вуза сильно подзабылось. Так часто бывает, когда ты уходишь в конкретную специальность. А инфекционные болезни тем более немного особняком стоят, особенно в нашей стране. Но я готовилась: читала книги, даже купила тренажер, на котором можно учиться накладывать швы. На тот момент я очень жалела, что в вузе не ходила на хирургический кружок. Мне это казалось ненужным, неинтересным. Я не видела себя в хирургии. И только когда решила ехать на проект, поняла, что многие навыки не освоила.
С какими трудностями ты столкнулась по приезде в Гватемалу, а затем и в Никарагуа?
Климат Гватемалы подходит мне гораздо больше. Но там достаточно сильный перепад между дневными и ночными температурами. Я работала в Гватемале почти весь октябрь. В это время ночью становилось довольно холодно, а отопления в клинике нет — приходилось тепло одеваться. Было немного удивительно, потому что я представляла себе Латинскую Америку иначе. Также оказалось непросто приспособиться к питанию, поскольку бюджет ограничен. Каждый день на завтрак была овсянка с фруктами, которую я не люблю и очень редко ем. Продукты питания довольно однообразные — через какое-то время ты уже не знаешь, что из них готовить, чтобы не повторяться. Ещё этот бесконечный рис и бобы.
В Никарагуа климат оказался для меня тяжёлым — я не любитель жары. Добиралась я туда из Гватемалы на нескольких автобусах, и уже на уровне Сальвадора начала ощущать в воздухе эту липкую духоту. Она чувствуется даже ночью. Там я обратила внимание на интересную особенность местного населения, которой не было в Гватемале. Вслед тебе часто кричат, присвистывают, причмокивают. Кроме того, добираться до клиники было намного сложнее. В городе Чинандега меня встретили наши архитекторы — тогда здание клиники ещё достраивалось. В багажник их пикапа был загружен только что купленный холодильник. И вот так, сидя на своем чемодане, облокачиваясь на этот холодильник и глядя на звёздное небо, я три часа ехала из Чинандеги в клинику. Было романтично.
У тебя были трудности в коммуникации с пациентами, или уже на тот момент твой уровень языка был достаточным?
В Гватемале было значительно легче. Когда я туда приехала, то даже сама удивилась и обрадовалась, как много я понимала. Непонятные слова, конечно, встречались, но в целом я могла объясняться с пациентами довольно хорошо. И я немножко так за месяц хвост распушила, а потом приехала в Никарагуа — и просто ничего там не понимала. У них совершенно другой акцент, особенно у людей в сельской местности: у них очень смазанная речь, они проглатывают окончания. Много каких-то своих местных слов. Даже спустя 8 месяцев я понимала не всё. Часто приходилось переспрашивать, останавливать, задавать уточняющие вопросы.
Расскажи о своих непосредственных обязанностях врача волонтера на проекте и о том, как вы распределяли их с другими работниками.
В Гватемале нас было очень много. Работало даже не две «консульты» (исп. consulta — кабинет), а три. Прием вели врач и медсестра. Начинался день, мы раздавали пациентам номерки. К нам часто приезжали из других деревень и даже городов, но им приходилось ждать. Без очереди могло проходить только местное население и те, кто помогал в строительстве клиники. Я работала с медсестрой Инесс из Португалии — она в основном заполняла медицинские документы. Мы оформляли первичную карту — листок, на котором указывали данные консультации: жалобы, результаты осмотра и каких-то исследований (глюкозу, мочу, давление, пульс). И давали его человеку на руки. Если он в следующий раз приходил, мы просили взять этот листок с собой. Одновременно нужно было вносить данные о пациенте в Excel. Иногда мы менялись, и тогда Инесс вела приём, но лекарства всё равно назначала я. В Никарагуа, когда я приехала, была фельдшер Рита: она уже готовилась к отъезду и передавала мне дела. Когда она уехала, я осталась одна.
Коллектив в Гватемале был слаженным? У вас была взаимозаменяемость, четкий алгоритм работы?
В Гватемале все было очень хорошо. У нас была очень дружная команда. Как-то мы так удачно совпали: никто ни с кем не ругался, все легко находили общий язык, всем было весело. В плане каких-то бытовых обязанностей тоже: кто-то моет посуду, кто-то готовит. Было жалко оттуда уезжать.
А в Никарагуа кто еще был, помимо тебя?
На момент моего приезда там была Рита Барташевич, пара ребят-архитекторов, которые строили клинику, и волонтёр-строитель – отец Андрей. Он уехал через неделю после того, как я приехала. Рита уехала дней через 10. На протяжении где-то полутора месяцев мы были втроем. Я, архитекторы и всё.
То есть вся медицинская работа лежала на тебе одной? Каково это было?
Клиника ещё не была открыта официально, и поток пациентов был очень маленьким. Бывали дни, когда я принимала трех человек, бывали дни, когда десять. То есть такого стабильного потока пациентов, как в Гватемале, не было. В Никарагуа я очень много занималась бытовой работой, пока не приехали другие волонтеры. Это тоже было сложно — особенно на 35-градусной жаре. А еще иногда я помогала по строительству, в основном занималась покраской.
В январе к нам приехала из Англии парамедик Мили. Мы с ней начали работать в паре. Девочка очень старательная, трудолюбивая. Она очень много чему хотела научиться. В Британии Мили работает на скорой, поэтому сразу взяла на себя обязанность собрать экстренную аптечку. Она пыталась максимально внедрить свои знания. Вдвоем стало легче. Появилась возможность общаться. Мы с ней разбирали какие-то медицинские темы, прописывали для себя методические рекомендации по разным болезням. Я ей рассказывала про диабет, про группы препаратов. Было много вещей, которые она не знала совсем, потому что с этим никогда не работала.
Твоя работа в клинике в Никарагуа частично пришлась на период пандемии COVID-19. Как это было?
До деревни пандемия не добралась. Но люди, безусловно, об этом говорили. Пастор и его жена в масочках часто ходили. И в клинику они приходили тоже в масочке. Мы в принципе закрылись на период пандемии — перестали принимать пациентов рутинно. Принимали только пациентов с хроническими заболеваниями, которым были необходимы препараты. Я выдавала их сразу на 2-3 месяца. Ещё принимали «эмерхенсии» (исп. emergencia — экстренный случай), и всё — больше никого.
Бывали моменты, когда у тебя опускались руки, хотелось все бросить и уехать домой?
Это уже было ближе к концу, когда начался влажный сезон и я поняла, что не могу уехать домой. Нас осталось двое: я и еще один волонтер, и нам было очень тяжело психологически. Мы друг от друга уже устали. Началась эта адская влажность. Мне кажется, у меня немножко уже крышу сносило от всей этой ситуации: от изоляции, от невозможности общаться с близкими, потому что интернета нет, связи нет. Эта жара липкая, от которой ты просто никуда не денешься и не скроешься. И вентиляторы не особо помогают, и кондиционера нет. Хочешь уехать, но не можешь: аэропорты закрыты, регулярных рейсов нет.
Какой профессиональный опыт ты приобрела за время работы врачом волонтером на проекте?
Я научилась делать некоторые вещи руками — например, накладывать швы. Стала лучше разбираться в хронических заболеваниях. Освежила свои знания. Научилась принимать, что ты действительно ограничен в ресурсах — и это актуально не только для бедных стран. Иногда и у нас такое бывает: как бы ты ни старался, ты не можешь сделать всё. Например, ты не можешь от чего-то человека вылечить. Или взять ответственность за его здоровье, за его решения — например, заставить его принимать лекарства. Иногда ты знаешь, как сделать лучше, но не можешь. Приходится принимать, что мы действительно не Боги: нужно просто делать максимум в рамках своей профессии и не переживать сильно, если всё идет не по плану.
Ответственность за здоровье пациента в первую очередь лежит на нем самом, а не на враче. К сожалению, особенно в нашей стране, многие люди ошибочно считают, что врач должен решить за них все проблемы. Они не хотят узнавать о своем заболевании, погружаться в его причины, не пытаются менять образ жизни. Люди хотят простых решений. Им просто нужна волшебная таблетка. Думаю, один из важнейших профессиональных навыков, который я там приобрела, — это смирение.
Как тебя изменило участие в проекте? Для чего тебе это было нужно?
Я наконец-то выучила испанский и стала увереннее в своих силах, когда дело касается лечения людей. Кроме того, я хотела попробовать пожить в некомфортных для себя условиях и понять, насколько мне под силу с этим справиться: это был и климат, и бытовые условия, и проблемы в общении с коллективом. Мне кажется, что все это меня укрепило.
Была ли возможность путешествовать, куда-то съездить в свободное время?
Да, в Гватемале мы ездили на невероятно красивое озеро Атитлан. Больше возможности попутешествовать по стране у меня не было — я не так долго была там. В Никарагуа в первый отпуск я поехала в Коста-Рику на неделю. Это было очень дорого. Но там я купила змеиное противоядие для клиники: их делают именно в Коста-Рике, и они там стоят дешевле. Во второй свой отпуск я поехала на север Никарагуа. Там очень красивая природа, плантации кофе и какао, а ещё там выращивают табак. В этой части страны холмистая местность: не совсем горы, но тоже очень красиво. И ещё, когда мы ездили продлевать визу, буквально на день заскочили на остров Ометепе. Тоже очень популярное туристическое место.
В этих странах действительно есть что посмотреть. В первую очередь это природные достопримечательности: вулканы, озера, необычные растения, интересный животный мир. В Никарагуа я видела ленивцев и очень много экзотических птиц прямо рядом с клиникой. Там водятся хищные птицы, разнообразные попугаи, различные виды певчих птиц – если вам всё это интересно, поезжайте в Никарагуа.
Участие в проекте принесло тебе новые знакомства, новых друзей, новых наставников?
Да, конечно. Например, британка Мили пригласила меня к себе в гости, когда я приехала в Англию учиться. После проекта мы продолжаем общаться. Есть и другие классные ребята, с которыми я поддерживаю контакт. Я поняла, что общение с людьми разных культур помогает по-новому посмотреть на собственную и узнать, как бывает по-другому. Опять же — та самая толерантность, о которой мы так много говорим последнее время. Очень сложно её прочувствовать, если ты никогда не сталкивался с чем-то отличным от привычного тебе. Если ты живешь в каком-то своем пузыре и постоянно находишь подтверждение только привычным идеям, очень сложно поверить, что бывает по-другому — и это нормально.
Какие чувства ты испытала, когда участие в проекте подошло к концу?
Облегчение. Возвращение домой было непростым, но очень желанным. К тому моменту я очень устала, хотя уже начала немного ностальгировать. Но желание вернуться домой было сильнее.
Когда ты вернулась в Москву, что было нового, необычного, сложного?
Сначала по прибытии в Москву я отсидела две недели на карантине. А потом оказалось, что я получила стипендию на обучение в Оксфорде — и мне в сентябре уезжать. Впереди два с половиной месяца, на работу устраиваться смысла нет. Впервые я оказалась свободным человеком. Все вокруг меня ходили на работу, на учебу, а я ничем не занималась. При этом ситуация с ковидом на жизни в Москве как будто не так уж сильно сказалась. Наверное, тогда у меня возникло ощущение какого-то перепутья. Я не понимала, где я, почему я в 28 лет сижу дома и ничего не делаю.
А было ли сложным твое возвращение с учетом того, что оно совпало с периодом пандемии? Ты же в июне возвращалась?
Это был июльский вывозной рейс из Коста-Рики. Наше посольство в Никарагуа организовало трансфер: все граждане России, которые хотели уехать из Никарагуа, добирались 12 часов на автобусе до Коста-Рики. Это примерно в два раза дольше, чем обычно. Мы постоянно стояли на границах. Они официально были закрыты, но посольство организовало нам дипломатическое сопровождение и все необходимые документы.
Когда и почему ты решила подать документы в Оксфорд?
Я подала заявку до отъезда в Гватемалу довольно спонтанно. Знакомая посоветовала мне подать на стипендию Chevening. Она сказала, что у меня хорошие шансы. За неделю до отъезда я начала этим заниматься: перевела документы на английский, сдала международный экзамен по английском языку IELTS, заполнила анкеты. По регламенту стипендии необходимо было подать в три вуза одновременно. Эту стипендию я не получила. Но в двух вузах из трех были внутренние стипендии. В итоге я получила внутреннюю стипендию Оксфорда. Так я приехала учиться в магистратуру по Международному здравоохранению и тропической медицине.
То есть о поступлении ты узнала, уже находясь на проекте?
Да, это было в конце марта или начале апреля. Поступила я во все три вуза, но обучение в них стоит неподъёмных для меня денег. А непосредственно в Оксфорде я получила внутреннюю стипендию, за счет которой могу здесь жить и учиться.
Какие у тебя были первые эмоции, когда ты узнала, что поступила в один из топовых университетов мира?
Я пошла на пляж ловить интернет. Получила email, в котором было написано: «Поздравляем! Мы выбрали вас для стипендии». Я прыгала от радости.
Тебе как-то помогло участие в проекте Health & Help в поступлении?
Думаю, это стало одним из решающих факторов. Одно из условий для данной программы — это опыт работы в странах с ограниченными ресурсами. Россия входит в это число, но мы все-таки не относимся к странам с ограниченными ресурсами в привычном понимании. Я думаю, участие в этом волонтерском проекте здорово поспособствовало тому, что я в итоге поступила и получила стипендию.
Уже решила, что будешь делать после окончания обучения? Как будешь применять полученные знания и навыки?
Пока не знаю. Все было настолько спонтанно. Я особенно не готовилась и даже не настраивалась морально, что выиграю стипендию и поеду учиться в Оксфорд. Сейчас я плыву по течению. Может быть, куда-то дальше меня эта дорога поведет. Я не знаю.
Какие советы ты можешь дать будущим врачам волонтерам проекта Health & Help?
Многие люди думают: «Мне страшно, я хуже других, они умнее меня, как я буду…» Всем страшно. Все люди боятся, но при этом предпринимают определенные действия, чтобы бороться со своим страхом. И это работает во всех сферах жизни. Надо пробовать прокачивать свои навыки, учить языки, работать над собой. Если ничего не делать, то будет страшно всегда, и никакого нового опыта получить не удастся. Мой совет — бояться, но делать.
